тепло, расплавлено, восково
в груди не мертво и не живо
а просто как-то покинуто, нежило
как-будто в саду отпахло все, отцвело

а он подбирает ключ - заскрипел замок
я же лежу и пялю глаза в потолок
решаю, хочу чтобы смог или же не смог
и взгляды бросаю на свой болевой порог

он же настойчив, мягок, не нарочит
глядит на меня, улыбается и молчит
я выдыхаю его, жду когда зазвучит
а сердце так гулко в груди стучит

не умирайте, умирать, знаете ли скучно
и так же плохо и совсем не легчает
такая же дымная чашка зеленого чаю
и также темнеет, когда ветренно и тучно

я думала там бы уже отдохнуть, разнежиться
а надо и тут поутрам вставать по будильнику
и если это я просто сплю - разбудите меня
хотя мои сны, наверное в рамках погрешности

откуда я знаю? да мне ли не знать (улыбается)
я ведь не живу уже 10 поганых месяцев
спускаюсь к Аиду по бесконечной лестнице
без перил, и она окаянная не кончается

и мир такой, знаете, скалится серый-серый
и кажется просто прокрутится кинолентою
а люди толпятся и ходят вокруг скелетами
и воздух как-будто наполнен нагретой серою

а время замедленно, тянется, куролесится
и дни за днями идут, смыкаясь пустынею
один за другим как барханы встают, постылые
за каждым из них конец мне все чаще грезится
да не кончается...

Я не люблю лекарства и Мальвин
и этих кукол с голубыми волосами
я в уголки играю с небесами
мне, знаешь ли, тошнит от половин
кому найти кривое отраженье
не терпится - дорога вам ковром
и по реке - попутный вам паром
искать очередное пораженье

мне опротивели горящие глаза
и взгляды без замка и расшифровки
силок захлопнется опять движеньем ловким
чтоб не успела я нажать на тормоза

и снова  грусть, печаль и ожиданье
одна, одна, одна, как перст одна
проходит двадцать пятая весна
и тишина повисла в трубке с Мирозданьем

мои Пьеро все любят куколок других
в красивых платьицах в горошек, с кружевами
а я в бинтах, с порезами и швами
в футболке, кедах и штанах недорогих

я не люблю лекарства и мальвин
и как же тошно от Пьеровых половин

***
в нем нет ничего святого или священного
а я грешу и молюсь на него стихами
я вымаливаю у него внимание и прощение
я все строки о нем знаю уже на память

я читаю ему всеутренние и всенощные
бью поклоны и жгу перед ним фимиамы
я стараюсь быть кроткой и непорочною
когда без него на вечер строю планы

а он, как и всякий бог, хранит молчание
ни знамений тебе, ни телефонного звонка
я его даже в городе иногда встречаю
он идет, конечно, гордый по облакам

я пишу ему личную библию по абзацам
видимо, он выбрал меня собственным Моисеем
и отправил на 40 лет по пустыне скитаться
чтобы стала я выше, сильнее, умнее

по дороге в горячих песках я заблудилась
и на солнце просто сгорела бы погибла
только кто-то поднял на руки и дал воды мне
без особых примет, лишь за спиною крылья

***

что сидеть по нему старым грибом,
на сухом и трухлявом пне
когда можно по морю - рыбой
на приличной плыть глубине
и бросаться на встречу волнам
рассекая морскую гладь
и как можно более полной
грудью воздух соленый вдыхать

что чадить по нему керосинкой
в подземелье на лигу вглубь
когда можно лететь снежинкой
разделяя с метелью путь
и кружиться, как ветер, легкой
выходить поутру в дозор
а потом превратиться в колкий
на морозном окне узор

что хранить по нему невинность,
от других укрывая взгляд
когда можно позволить близость
с головы себе и до пят
когда можно любить взаимно,
когда можно и жить легко,
когда пить вместо серы дымной
можно теплое молоко

ты пыталась, но кожа дыбом
он конечно твоя повинность
и поэтому просто грибом...
                                    керосинкою...
                                                    и невинность...

ТВОЯ ТЕНЬ

растревожилась что-то, куксишься
я помочь тебе только рад
но из глаз твоих - черных бусин
льется небо и концентрат
подвернула полы, грозишься
гонишь холод из пальцев ног
и уже не на шутку злишься
что тебя я не уберег
смотришь хмуро, киваешь вяло
ну прости меня дурака
подоткну тебе одеяло
под худые твои бока
ты ворчишь, отбиваясь слабо
надо, надо еще поспать
ну побудь ты обычной бабой
не всегда ж со всех ног бежать
я с тобою, я рядом, верь мне
я всю ночь за тебя молюсь
ты еще себе сна отмеряй
я, возможно, еще приснюсь

а я недействующая модель вселенной
бываю хмурой, но чаще бледной
слыву бесхребетной...вечно кисну
пишу списки, веду переписки,
не общаюсь с близкими, люблю изыски
просчитываю риски, играю в кости
еду в гости, к какому-то Косте
покупаю гвозди, вбиваю в стену
вливаю в вену, смотрю на сцену
сложить бы цену, себя в продажу
на распродажу, помну - проглажу,
ступлю - накажут, усну - разбудят,
счастливой стану - меня осудят
заставят точно платить по счету
когда сфальшивлю я на две ноты
вперед пропустят, дадут усесться
мне только с ним бы не пересечься
чтоб не столкнулись в груди два вздоха
я восвояси - своей дорогой

***

- как привыкнуть мне к одиночеству
чтобы въелось и приросло
отторгается и не хочется
рвется в месте где зажило

имплантанты не приживаются
там где ты прокипел в груди
кровью сердце лишь обливается
Побледнела? Ну посиди.

- Да пройдет, что ты ноешь, глупая
Ну, со всеми бывает, что ж
Без конца своим носом хлюпая
Скоро всех уже доведешь

как упасть на асфальт коленками
тоже больное и кровит
но считаться беспрецедентною
эта рана не норовит

ты не первая, не последняя
хватит киснуть, вставай - пошли
ты просила, платила медными
чтоб тебя поскорей нашли

здравствуй, хотя какого черта тебе без меня здравствовать
когда я скитаюсь по этим крышам, мечтая сделать вперед шажок
уровень моря ниже, горизонт ближе, я в неглиже,
ломаю собой клише в этом очередном октябре полумрак
мне сыграет на виолончели, он Ботичелли - рисует влажно,
а мне не важно, уже не важно, а в сердце пусто, как после квартирной кражи,
и горы сажи, и реки сажи, и смешан с кровью автопортрет,
я здесь стою, тебя же нет

ну, да. привет...

***
Бестолково месить четверг
Если пусто и время вышло
Доказал ты и опроверг
Правишь совестью, как дышлом
Подписал исполнительный лист
Что ж, ты лучший ему исполнитель
Я прощальный прочту акафист
Я почти уже небожитель
Бестолково решетку грызть
И наручники давят в спину
Дрессированная я рысь
Развяжите - смогу по стенам
А у двери стоит палач
До рассвета часы считает
Я умру, ну, а ты не плачь
Все когда-нибудь умирают